Форум

Наверное, чтобы укрепить нас, слабых и малодушных, Истина, присутствие Господа проявляется в чудесных явлениях:

-на Православную Пасху в течении уже тысяч лет сходит Благодатный Огонь;
-на Праздник Крещения по молитве Православного Патриарха, при его словах «Иордан теки вспять!» и погружении в реку Креста, она на несколько секунд…останавливается и течет вспять! Мне об этом рассказывала наш гид израильтянка-еврейка-православная, - «Ну, как не верить, если я сама всё это видела!»

Ни один ученый, отвергающий Христа, не в силах объяснить эти чудеса. (При современной шпионской технике, если бы это было дело рук человеческих, - то давно бы разоблачили. А так иудеям просто строго запрещено посещать эти службы).
Некоторые делают вид, что этого нет или что это их не касается - главное достичь успеха в жизни любыми способами - покаяться можно и потом. Другие поглощены заботой о хлебе насущном, некогда остановиться и задуматься. Третьи на всё махнули рукой. Четвертые вообще не знают об этом.

ВСЁ ЭТО МОМЕНТЫ ИСТИНЫ. ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ПРАВИЛЬНОГО ПОНИМАНИЯ ПРАВОСЛАВНЫМИ БОЖЕСТВЕННЫХ ЗАМЫСЛОВ И ЗАПОВЕДЕЙ ХРИСТА.
БОГ С НАМИ. ОН В ПРАВДЕ, А НЕ В СИЛЕ.

Ниже приведен рассказ очевидца - монаха из Храма Гроба Господня, которому удалось спрятаться в Кувуклии с вечера Великой пятницы и наблюдать то, что случилось в Великую Субботу.
(Две главы из книги "Я ВИДЕЛ БЛАГОДАТНЫЙ ОГОНЬ" http://www.holyfire.org/Achelious_ISawHolyLight.htm)

Я ВИДЕЛ БЛАГОДАТНЫЙ ОГОНЬ

Время было ровно 12.30 пополуночи с Великой Пятницы в канун Великой Субботы 1926 года. Все мое приготовление состояло в том, что я приобрел маленький электрический фонарик и прихватил с собой на всякий случай небольшой сосуд с водой. Теперь ничто больше меня не занимало. Как было заранее условленно, я подозвал о. Никандра, и он быстро принес лестницу. Я внес ее в Кувуклию и, поднявшись вверх, сказал о. Никандру:

- Забирай лестницу и не жди меня. Когда закончу, спущусь сам.

И он ушел, унеся с собой лестницу.

Разумеется, в эти ночные часы в Храме никого уже не было. Не могу вам выразить моих чувств. Как вам описать мое тогдашнее душевное состояние? В те часы я пережил состояние незабываемое. Меня объял страх и неизъяснимый трепет, и я весь с головы до ног обливался холодным потом. Все мое тело дрожало от страха. Вероятно, похож я был на человека, которого полумертвым ведут на место смертной казни. На меня напал неизъяснимый, мистический страх, которого я никогда в жизни прежде не испытывал. В мыслях моих вставал и терзал меня все тот же неумолимый вопрос, который всегда мучил меня. Тогда я принимался мысленно укорять себя и говорить: "Разве посмел бы кто-нибудь другой решиться на такое отчаянное дело, на которое решился ты? Вряд ли в течение всей длительной истории христианства нашелся бы другой такой дерзкий человек, как ты! А ты, однако, решился? Как ты дерзнул пойти на такое неслыханное дело? Что, если каким-то образом обнаружат тебя здесь, что ты тогда будешь делать? Как оправдаешься? Какой ответ будешь ты держать?"

Эти мысли не давали мне покоя, в то же время я не мог справиться с моим упрямством, оно было сильнее меня. И я без конца думал все об одном и том же. В конце концов, я должен разрешить мои сомнения, ибо оставаться жить с ними я больше не могу. "Следует самому во всем убедиться, - повторял я себе, - и понять, что же здесь происходит? Чудо или обман? Когда я увижу все своими глазами, тогда остальные годы жизни смогу жить спокойно, и, вероятно не буду больше терзаться мучительными сомнениями".

И все же, несмотря на все эти доводы, порой я начинал горько раскаиваться в содеянном мною отчаянном поступке. Я чувствовал, будто кто-то подталкивал меня и говорил: "Спускайся быстро вниз. Зачем ты связался с таким авантюрным делом? У тебя есть еще время. Скоро начнется православная Божественная Литургия. Она закончится в четыре утра. После нее придут армяне. Они долго будут совершать свою службу. Ты же вынужден будешь стоять здесь неподвижно, бесшумно, безмолвно. А что если ты не выдержишь? После армян придут католики. Все это будет продолжаться до 6.15 утра. Сможешь ли ты выдержать все это время, стоя на ногах в тесной крипте и окаменев в неподвижности? Что если вдруг защекочет у тебя в горле, и ты вынужден будешь кашлянуть? Что с тобой станется?

При этом я с нетерпением посматривал на часы. Минуты мне казались часами, а часы - годами. Как будто стрелки часов совсем не двигались, а оставались на месте. Можно было подумать, что они делали это нарочно, чтобы осудить мою дерзость. Ровно в два часа пополуночи с Великой Пятницы на Великую Субботу вошел православный священник в Гроб Господень и начал служить Литургию. После него, в четыре часа утра, прибыли армяне, чтобы отслужить свою Обедню. Они так громко кричали, что уши мои не выдерживали, и я вынужден был закрыть их руками, чтобы не слышать пронзительных голосов армян. Их пение было каким-то монотонным, беспрерывное псалмопение длилось без всяких изменений на гласы. Громкие звуки, которые неслись снизу, буквально били по моим ушам, и у меня не было сил выдерживать все это. Впрочем, по всей вероятности, во мне накопилась усталость за все предшествующие, ежедневные всенощные богослужения Страстной Седмицы, а та жуткая борьба, которую я испытывал в данный момент, вызвала во мне страшное головокружение. Мне казалось, что все тело мое горит в огне, как это бывает при высокой температуре. Наконец-то армяне закончили свою службу, и наступила очередь католиков. Все эти долгие часы я вынужден был смотреть сверху за всем тем, что они делали во время их Литургии. Я увидел пресные маленькие хлебцы, на которых они совершают свою Литургию, а потом раздают их причастникам, как Тело Христово, вместо просфоры, замешанной на дрожжах, которую употребляют православные.

Я стоял не шевелясь, набравшись терпения, и, задерживая дыхание, боялся кашлянуть. Во рту моем совсем все пересохло от борьбы, переживаемой мною. Время от времени я набирал в пересохший рот несколько капель воды и освежал его. То есть делал то, что обычно делают больным, вливая им в рот немного воды, чтобы охладить их уста во время предсмертной агонии.

В 6.15 утра в Великую Субботу закончилась служба у католиков, и из Кувуклии вышел их священник, а Живоносный Гроб перешел в руки моего старца Анатолия. Могу себе представить, что бы он сказал, если бы только знал, что его послушник - Митрофан находится сейчас здесь, почти рядом с ним, и отсюда, сверху наблюдает за тем, что происходит внизу. Ведь старец уверен, что послушник его отсутствует. В самом деле, подумал я, можно ли себе представить, что бы случилось тогда с ним, если бы он узнал, что все мои слезные просьбы были просто ужасным обманом! Между тем о. Анатолий без всяких проволочек приступил к подготовке Кувуклии. Практически то, что должен был делать я, вместо меня делал теперь он. О. Анатолий погасил все 43 лампады на Живоносном Гробе и в приделе Ангела. Затем заготовил свечу из чистейшего воска, на которой предварительно было совершено сорок Литургий. Вся эта работа должна была быть окончена к 11 часам утра. Никакая задержка недопустима, так как ровно в 11 часов войдут сюда инославные, чтобы все проконтролировать. После этого двери Кувуклии запечатают восковой печатью. Ровно в полдень откроют Гроб Господень. Эта программа выполняется ежегодно перед началом чинопоследования Благодатного Огня.

Я внимательно следил за каждым движением старца. И когда ровно в 11 утра Гроб запечатали, в нем наступил полнейший мрак. Когда я посветил фонариком, то увидел на мраморной плите Гроба Господня св. Лампаду, и заметил, как некая невидимая рука зажгла ее, очевидно для того, чтобы от нее возгорелся Благодатный Огонь. Рядом с Лампадой лежала закрытая Книга, в которой были молитвы Последования Благодатного Огня, и вместо закладки нужная страница была заложена толстой свечой.

Я погасил свой фонарик, в тот момент моя душевная борьба дошла до крайних пределов, и я начал горячо молиться Господу: "Господи, Боже мой! Ты знаешь, почему я пришел к такому решению, и вот теперь я нахожусь на этом месте. Все это произошло по причине моих сомнений и слабой веры. Вспомни избранного, любимого Тобою апостола. Он не хотел поверить в Твое Воскресение, когда все другие апостолы уверяли его в этом. Он захотел сам увидеть Тебя и вложить персты свои в рану Твою, чтобы удостовериться самому. Я же еще более слаб в вере нежели Твой ученик, я захотел увидеть своими глазами, что здесь происходит. Ты Господи, знаешь какова вера моя. Тебе ведома любовь моя, ибо для Тебя нет ничего неведомого. Сподоби меня, Господи мой и Боже, увидеть, что здесь происходит, для того чтобы укрепилась колеблемая вера моя. Ведь и ученики Твои говорили Тебе то же самое, они умоляли Тебя: "умножь в нас веру". (Лк. 17, 5). Они настойчиво требовали от Тебя умножения веры, хотя сами были свидетелями стольких сверхъестественных чудес, совершенных Тобою".

Когда я закончил свою молитву, то снова включил свой фонарик и осветил им Гроб Господень. Луч его упал как раз на свечу. Ах, уж эта свеча! Зачем тут она? В ту же минуту я увидел, что дверь Гроба открылась. Я бросил быстрый взгляд на свои часы, было ровно 12 часов дня. Я страшно волновался. Сердце мое билось с такой силой, словно оно готово было выскочить из моей груди.

Вдруг я почувствовал сильное, угрожающее сжатие в нем и мне показалось, что я вот-вот упаду в обморок. Все же собрав последние свои силы, я постарался взять себя в руки. В это время я услыхал тихие шаги в приделе Ангела, затем показался силуэт Патриарха, он низко склонился, чтобы приблизиться к Живоносному Гробу. В ту минуту душевное мое волнение перешло все границы, и вдруг среди мертвой тишины, когда я едва мог расслышать собственное дыхание, мне послышался какой-то трепетный, едва уловимый шелест. Он был похож на тонкое дыхание ветра. И сразу же после этого я увидел голубой Свет, который заполнил все внутреннее пространство Живоносного Гроба.

О, какое же это было незабываемое зрелище! Я видел, как этот Свет кружился, наподобие сильного вихря или бури. Это вихреобразное кружение Света было столь сильным, что. казалось, могло бы своим стремительным натиском вырвать с корнем толстые деревья. Сколько силы было в голубом Свете! И вот в этом Благодатном Свете я ясно увидел лицо Патриарха. По его щекам текли крупные слезы. Стоя на коленях пред Гробом, Патриарх протянул свою руку и открыл Книгу на той странице, которая была заложена толстой свечой. Между тем он положил на мраморную плиту Гроба четыре пучка белых свечей, в каждом из которых было по 33 свечи, и начал читать молитвы. Чтение продолжалось до той секунды, пока не появился таинственный Благодатный Огонь.

Пока Патриарх читал молитвы, голубой Свет снова пришел в состояние сильного движения. Вращение Света происходило с необыкновенной быстротой и силой. Вначале Свет был голубым, затем он вдруг стал белым. Подобное сему явление Света было описано Евангелистом в момент Преображения Христа Спасителя. Вскоре Свет приобрел округлую форму и в виде нимба встал неподвижно над головой Патриарха. Вслед за этим я увидел, как Блаженнейший Патриарх взял в свои руки пучки из 33 свечей, поднял их высоко над собою и стал молить Бога о ниспослании Благодатного Огня, очень медленно простирая свои руки к небу. Едва успел он поднять их до уровня головы, как вдруг в мгновенье ока в его руках зажглись все четыре пучка свечей, словно их приблизили к пылающей печи. В ту же секунду исчез тот нимб из Света, который был над его головой. Он исчез так быстро и неожиданно, что я не успел этого заметить.

От охватившей меня радости и волнения из глаз моих потекли слезы. Все мое тело горело, и у меня было такое ощущение, что я нахожусь среди пламени огня, исходящего из раскаленной печи. Пот градом лился с головы до ног. Мне казалось, еще немного, и я умру.

А Блаженнейший Патриарх, преисполненный чувствами пасхальной радости и счастья, стал выходить из Гроба Господня. Он сделал несколько шагов назад, оставаясь лицом к Гробу, и встал в приделе Ангела, держа в руках Благодатный Огонь. Пучки из тридцати трех свечей, горевшие в его руках, свидетельствовали о небесной радости. Один пучок свечей Патриарх подал армянскому священнослужителю, терпеливо ожидавшему его выхода. Затем Патриарх повернулся направо - туда, где имеется маленькое отверстие в Кувуклии, и через него передал Благодатный Огонь православному архиерею, также поджидавшему его здесь. После этого верующие подняли Патриарха на свои плечи и внесли его в алтарь Храма Воскресения. Сразу же после появления Благодатного Огня весь народ начал воссылать торжественные, радостные гимны и благодарственные песнопения Воскресшему Христу. С колокольни Храма Воскресения раздался праздничный трезвон. Я решил воспользоваться той минутой, когда толпа была объята радостью, получив Благодатный огонь. В Храме стоял невообразимый шум и гам. Теперь я мог спокойно выйти из моей засады. Не теряя времени, я спрыгнул, взял с Гроба Господня Лампаду, Книгу и Свечу, служившую закладкой, и сразу же направился к отцу Анатолию. Удивленный моим неожиданным появлением, он спросил:

- Как ты тут оказался?

- Разве Вы меня не заметили, батюшка? Я стоял здесь рядом с Вами. Я Вам обещал вернуться во время, вот я и выполнил свое обещание.

Как мне вам описать Пасху, которую я пережил в 1926 году? Насколько глубока была моя печаль на Пасху в минувшем году, настолько сильна была радость моя теперь. Насколько колебалась моя вера в Великую Субботу в прошедшем году, настолько окрепла и ожила она во мне теперь. И я чувствовал, как всего меня охватывала несказанная радость, и все мое существо было переполнено посещением Святого Духа, ибо я не сомневался, что сподобился увидеть Его присутствие.

Душа моя перенеслась в Сионскую горницу, туда, где были собраны ученики Господа в ожидании ниспослания Духа Святого, обещанного им Христом. Я не мог ни о чем другом думать, ибо священный трепет объял меня всего. Перед моим духовным взором снова проносились молниеносные движения и метаморфозы того сверхъестественного голубого Света. Я как бы заново переживал его живое присутствие, вспоминая, как он заполнил собою Кувуклию, снова и снова созерцая его дивный Свет, озаривший внутреннее пространство Кувуклии, дивился его мгновенному изменению и превращению в сияние, ярче солнца в летний день.

И я снова духом возвращался в Сионскую горницу к ученикам Христовым и приводил себе на ум их беспредельное спокойствие и терпеливое ожидание. Вдруг я начинал слышать то дыхание и тот шум, который был подобен "дыханию бурну". И я говорил себе, вероятно, тогда случилось нечто большее того, что я сподобился услышать и увидеть здесь, в Кувуклии. Сейчас мне Горницу Сионскую заменила Кувуклия. Там Свет явился в виде огненных языков, здесь же в виде Благодатного Огня. Там он явился лишь ученикам Христовым, а здесь Благодать посетила всех верующих. Прошло довольно много времени, а я все никак не мог забыть то Небесное видение. Душу мою не покидала неизреченная радость, и я повторял слова благодарности: "Слава Тебе, Боже!".

Иногда я предавался размышлениям о долготерпении Божием и говорил: "Как Он мог терпеть, видя меня сомневающимся? Как я мог настойчиво требовать от Бога увидеть, чтобы уверовать?" Снова и снова я размышлял о бездне Его любви, о том, что Он уступил, пошел навстречу желанию моей души и даровал мне то, чего так жаждала душа моя!

Другие люди тоже видели Благодатный Огонь в Великую Субботу. Многие и теперь сподобляются его видеть, но видят его все по-разному. Каждому по вере его дается сие небесное видение. Одни видят Благодатный Огонь в виде огня подобно молнии. Другие видят Кувуклию, в виде пещи огненной, охваченной пламенем огня. Иные видят Святой Огонь в виде яркой светлой звезды, которая спускается сверху на Кувуклию.

Приходят в Храм Гроба Господня также и неверующие люди, но и они сподобляются видеть Благодатный Огонь. Эти добрые люди еще не поняли, что все в жизни зависит от веры.

УГРЫЗЕНИЯ СОВЕСТИ

Казалось бы, можно было ожидать, что эта радость и все те душевные чувства, которые были во мне, сохранятся в последующей жизни, - продолжал рассказ о. Митрофан, - что я буду спокойно продолжать свой жизненный путь и никому никогда не скажу о том, что я видел и какую радость испытал.

Однако, буквально через несколько дней радость моя сменилась глубокой печалью. Я почувствовал сильные угрызения совести, меланхолия и тоска внезапно напали на меня, и я впал в крайнее уныние. Печаль моя была так сильна, что все старания мои бороться с нею были безуспешны. Она будто хотела вырвать из меня навсегда неописуемую радость того дня. В голове проносились самые мрачные мысли, не дававшие мне покоя и вызывавшие душевные муки. Угрызения совести становились все сильнее и окончательно лишили меня душевного мира.

"Что я натворил, - говорил я себе, - Как я дерзнул совершить такое дело? Разве это не великий грех непослушания? К какой только лжи я не прибег, чтобы достигнуть своей цели! Разве же это не преступление?"

- Да, ты совершил страшный грех, - послышался во мне, чей то голос.

- Что же мне теперь делать?

- Ты должен исповедываться, - раздался во мне властный голос. - Ты должен немедленно пойти и рассказать все самому Патриарху". И я на это решился. Однако меня охватил такой жуткий страх, что он преградил мне путь к покаянию.

Эти чувства внутренней борьбы совершенно изгладили все черты радости на моем лице. Где бы я ни находился, чем бы ни занимался, горькие слезы всегда текли по нему. Так я продолжал бороться сам с собой в течение сорока дней, всячески стараясь преодолеть в себе трусость, не допускавшую меня к исповеди. Ежедневно я подходил к двери Блаженнейшего Патриарха, но не смел постучаться в нее, ибо каждый раз страх побеждал и выталкивал меня назад, преграждая мне путь к покаянию.

Монахи, очевидно, заметили мое беспокойство. Тоска, уныние и постоянные слезы выдавали мое душевное состояние. Каждый из братии старался узнать, что со мной случилось. Они подходили ко мне, чтобы спросить о причине, вызвавшей такую печаль. Когда они догадались, что со мной творится что-то неладное, то посоветовали пойти на исповедь. А я твердил лишь одно, что должен исповедываться у самого Патриарха. Братия же указывали мне на подходящего духовника, но я упорно настаивал на своем, и говорил, что мне необходимо исповедываться у самого Патриарха.

О моем состоянии вскоре стало известно Блаженнейшему, и когда он узнал от других лиц, что я хочу его посетить, сразу же просил передать мне, что готов меня принять. Для меня это было большим утешением. Теперь мне оставалось только решиться самому и дерзнуть приступить к нему. Я понимал, что должен положить конец охватившей меня печали, поэтому, теперь уже не откладывая, я отправился к нему.

С великим страхом и волнением подходил я к Патриаршим покоям. Я не знал, что я там встречу. Сердце мое билось в страшной тревоге. Ноги мои дрожали. Я нерешительно поднял руку, чтобы постучаться в приемную. Наконец мне удалось победить в себе чувство страха, толкавшее меня бежать в последнюю минуту. Как только я увидел Святого Старца, упал пред ним на колени и начал горько рыдать. У меня не было сил открыть рта, чтобы что-то произнести.

- Подойди сюда, чадо мое, - ласково обратился ко мне Патриарх. - Зачем столько слез? Что ты сделал? Человека убил? Подойди сюда. Исповедь и искреннее покаяние все прощает. Христос распялся ради грешников. Он принес Себя в жертву, дабы сподобились войти в Его Царство не только праведные, но и кающиеся грешники. Велико Таинство - покаяние... Услыхав эти слова утешения, "что исповедь и искреннее покаяние все прощает", я вдруг ощутил в себе мужество и тяжесть, давившая душу мою, спала сама собой. Я встал и сказал: "Отче Святый, мне было бы в тысячу раз легче, если бы я убил человека, нежели то, что я совершил!" Услыхав эти слова, Патриарх с волнением спросил.

- Что же это такое, что ты сделал, чадо мое, и зачем ты столько времени заставляешь меня волноваться? Говори... Исповедуйся, облегчи свою душу и совесть.

Когда о. Митрофан рассказывал нам всю эту историю, у нас невольно сложилось впечатление, что он исповедуется во второй раз, так как, очевидно, он мысленно перенесся в тот самый день и час своей драматической встречи с Блаженнейшим Патриархом. Продолжая откровенный с нами разговор, он сказал:

- Итак, я подошел поближе к Патриарху. Откуда-то появились мужество и силы. Я поклонился, поцеловал руку Предстоятеля Церкви и начал свою исповедь. "Отче Святый. Я попытаюсь рассказать Вам и вновь пережить Последование Благодатного Огня. Я говорю о Великой Субботе прошлого года 1926. Весь прошлый год до самой Великой Субботы был для меня годом страшной внутренней борьбы. Во мне боролись чувства веры и неверия. Я не хотел, я не мог поверить также как и большинство людей, что внутри Живоносного Гроба Господня Бог совершает чудо Благодатного Огня. Я считал, что это сверхъестественное чудо является "обманом", "сговором", используемым для того, чтобы произвести впечатление на толпу. Вот почему я решил убедиться во всем сам, увидеть своими глазами, что же происходит в Великую Субботу внутри Кувуклии? Таким образом, я отважился на дерзкий поступок и решил привести в исполнение опасный план. Сколько труда и сил приложил я для того, чтобы выполнить его. Когда же мне удалось преодолеть трудности и устранить все препятствия, я спрятался внутри Гроба Господня в Великую Субботу. Но никто, абсолютно никто не знает об этом..." Когда Патриарх услыхал мой рассказ, он очень удивился. Лицо его вдруг изменилось, в глазах выразилось невероятное беспокойство. Он резко встал со своего трона, с уст его сорвался какой-то страшный звук и изменившимся голосом он сказал:

- Как ты посмел совершить такое, чадо мое?

- Чтобы разрешить мои сомнения, - ответил я. - Дабы изгнать из души моей неверие, Святый Владыко.

Увидев необъяснимое мое спокойствие, Блаженнейший и сам успокоился, и, пододвинув свой трон, сел.

В эту минуту в моем воображении возникла картина бурного моря. Как волнующееся море вызывает страх и ужас, так и я испытывал подобный страх теперь, стоя на коленях пред лицом Блаженнейшего Старца Патриарха. Однако когда море успокаивается, тогда на всей его поверхности царит беспредельный покой. Такой же точно покой, тишина и кротость отразились на лице Патриарха. И он голосом, полным недоумения и, вместе с тем, преисполненным отеческой нежности и любви, спросил меня:

- Где же ты мог спрятаться внутри Гроба Господня, ведь там нет такого места, где бы можно было укрыться?

- Отче Святый, мне удалось спрятаться в крипте, которую я обнаружил. Вы, вероятно, помните, какая суматоха возникла, когда надо было промыть Кувуклию внутри. Я тогда взял на себя эту трудную работу и приложил много усилий, чтобы довести ее до конца. Тогда-то я и обнаружил эту крипту. В ней мог поместиться только один человек, да и то весьма худой. Итак, встав боком в крипту, я простоял в ней с полуночи Великой Пятницы до полудня Великой Субботы, стараясь не упасть. Место это никому не известно. Только я знал о нем. Я взял с собой лишь немного воды и маленький фонарик. Время от времени я его включал. Мне хотелось узнать, зачем нужна Свеча в той Книге Последования Великой Субботы. В какой то момент, сам того не желая, я весь, затрясся от страха и нажал на кнопку фонаря. Молниеносно быстрый свет осветил Святой Гроб. Вы его заметили, я это знаю.

- Да, дитя мое, да! Я заметил и на меня напал страх. Конечно, я сообщил об этом на заседание Синода.

- Вот почему, отче Святый, я хотел Вам рассказать обо всем том, что я натворил, я хотел Вам рассказать все это на исповеди. Я не мог больше выдерживать угрызений совести.

- А после того что ты видел, чадо мое? - спросил меня Патриарх. Я стал ему описывать во всех подробностях, что я видел. Святой Патриарх начал часто креститься и славить Бога. И со слезами на глазах он мне сказал:

- Я абсолютно ничего не видел, чадо мое. То, о чем я тебе сообщу, никогда никому ничего не говори до тех пор, пока я не умру. Когда я Благодатью Божией сподобляюсь получать Благодатный Огонь у Гроба Воскресшего Господа, со мной случается следующее. Если совесть моя спокойна и ничто не нарушает мой душевный мир, тогда я спокойно приступаю к сему жертвенному служению Богу, и меня охватывает неизреченная радость. И как только я войду внутрь Живоносного Гроба, открываю Св. Книгу и прочтя несколько строк положенной молитвы, я поднимаю пучки свечей. В ту самую минуту сами по себе возгораются Св. Лампада и свечи в моих руках. Если же душа моя неподготовлена должным образом и я не чувствую мира душевного, тогда я не ощущаю той необъяснимой радости. Тогда, как только я склонюсь, чтобы войти внутрь Гроба, я вижу, что Лампада уже зажжена. Итак, иди, чадо мое, я благословляю тебя. Бог, удостоивший тебя увидеть Благодатный Огонь, да будет всегда с тобою.

Он прочел надо мной разрешительную молитву, а я, поцеловав его руку, медленно встал с колен, и тихо вышел. С тех пор я ощутил в душе моей мир и покой, и стал с еще большей ревностью и жертвенностью исполнять свое послушание, ежедневно благодаря и славя Бога.